Письмо

Мориэль.

Письмо.

" ... Это планета с самого начала была ничем не примечательной, затерянной где-то на окраинах Вселенной или, как принято говорить, в космической глубинке. Там не проходило ни одного крупного торгового пути, и из кораблей бывали разве что исследователи вроде нас, да вольные торговцы. Друг мой, ты не слишком-то интересуешься космическими полетами, поэтому, возможно, не знаешь, что прежде чем опускаться на неизведанную еще планету, корабль некоторое время находится на ее орбите. Наверное, ты опять не поймешь меня, если я скажу, что это время - тяжелое испытание. Чем, спросишь ты. В основном - неизвестностью. Ты теряешься в догадках, как же встретит тебя планета, будет ли так же спокойна ее поверхность, когда наши ноги ступят на нее, или же ее спокойствие - лишь иллюзия, и земля разверзнется, поглотив нас. Мне кажется, каждый из нас думает так. Потому что, глядя в лица моих друзей, я словно смотрюсь в зеркало. Наверное, поэтому в эти дни на нас наваливается так много работы, требующий полного сосредоточения. Нужно послать на планету разведывательные аппараты, которые возьмут пробы, и затем внимательно проверить их, сделать точные снимки местности, выбрать наиболее оптимальное место для лагеря, и еще многое, многое другое. Но думаю, тебя не слишком заинтересуют подробности, хотя без деталей и самый интересный рассказ может стать похожим на рапорт. Мелкие, и подчас ничего не значащие детали создают атмосферу, с их помощью ты сможешь погрузится в мир, о котором я хочу поведать тебе.
    Друг мой, надеюсь, ты поймешь, почему я решил описать тебе именно этот мир, именно этот полет. Возможно, ты и не увидишь а нем ничего из ряда вон выходящего, но для меня он значит больше, чем остальные. Хотя бы потому, что он просто запомнился мне. Иногда с нами случается что-то, что изменяет нашу жизнь - быть может, лишь на одну долю миллиметра, но изменяет. И тогда меняется и все, что вокруг.
    ... Когда мы опустились на планету, она еще спала. Я никогда не относил себя к романтикам, но в тот миг я подумал, как же лицо этой земли похоже на лицо спящего младенца. Или совсем еще юной девушки - оно так же безмятежно и безгрешно. Этот младенец еще не знает, что есть добро и зло и не делит мир на свет и тьму. Он просто радуется жизни, упивается каждым мгновением существования. Знаешь, в тот миг мне почему-то показалось, что нам здесь не место. Но это была лишь мимолетная мысль, из тех, которые забываются также быстро, как и возникают.
    Знаешь, тот мир очень похож на наш. Вернее на тот, что видели наши пра-пра-прадеды. Там была зима, и снег покрывал всю землю белым ковром. Лишь черные, покрытые иглами ветви елей тянулись к холодному небу. Ты, верно, скажешь, что неухоженные леса, с неподстриженными деревьями, когда ветка может запросто хлестнуть тебя по щеке - это ужасно? Да, да, я тоже так думал. Там было все - и клыкастые горы, покрытые льдом, и пропасти, поджидающие лишь одного твоего неверного шага, и болота, заботливо укрытые влажным, густым туманом. Все дикое, яростное. Но в этом была своя, особенная красота. Хотя в первые дни я с тоскою вспоминал наш мир, просторные зеленые парки, где каждое дерево имеет совершенную форму и розарии, куда мы с тобой приходили, чтобы любоваться на тысячи алых, пурпурных, голубых и огненных, золотых, и бледно-зеленоватых роз - плодов трудов садоводов всего мира. На Земле не найдешь ни одного болота, ни одной пропасти, кроме огороженных - тех, что оставлены специально, как заповедники. Живя на Земле, мы успели забыть то, что прекрасно знали наши предки - как добывать себе пищу, как найти тропинку в непроходимом с первого взгляда болоте, как удержаться на краю бездны. Знаешь, я пожалел, что мы не помним всего этого, когда в первый же день нашего пребывания на планете, Рон едва не провалился в топь. Трое сильных мужчин с трудом вытащили его одного. После этого случая, вглядываясь в лица моих друзей - ведь для того, чтобы узнать свои мысли, мне не нужно было смотреть в зеркало - я видел в них только недоумение - кажется, они впервые сознавали, как близко сейчас смерть. Мы привыкли, что человек - хозяин своего мира, и что природа давно подчиняется любому малейшему мановению руки. Но здесь она была сильнее нас. Это-то и пугало.
    Друг мой, только воспоминания о тебе и спасали меня в первые дни от всепоглощающей тоски по дому. Я представлял, как вернувшись, снова увижу тебя, и мы вместе будем гулять по главному парку Единого Города Земли. Но я опять отвлекся от самого главного. Мы разбили лагерь между горами и лесом, на равнине, покрытой каким-то вечнозеленым кустарником. Возможно, это было и не лучшее место - мы ведь были на глазах у всех, да только кто бы смотрел на нас на этой молодой, и необитаемой планете? Лишь через трое суток мы узнали, что она была не так уж необитаема, как мы думали. Вечером третьего дня мы увидели появившуюся у кромки леса стаю каких-то крупных животных. Они приближались к нам, как будто совсем нас не боялись. Трое из нас, в том числе и я, пошли им навстречу, на всякий случай вооружившись как усыпляющим, так и настоящим оружием. Как бы мы ни были наивны, умереть от острых клыков, ядовитых когтей или жал никому не хотелось. Когда звери оказались на расстоянии полумили от нас, мы поняли, что это были волки. Их невозможно было н с чем спутать - густая, почти черная шерсть, сильные мускулистые лапы, бесшумно ступающие по снегу, перекатывающиеся бугры мышц... Они были потрясающе, безумно красивы - крупные, раза в два крупнее, чем их братья на Земле, звери. Каждый из нас застыл, любуясь ими. Некоторое время они всей стаей глядели на нас, не приближаясь больше, и мне казалось, что их желтые глаза смотрят прямо в душу, а потом повернулись и пошли прочь.
    Друг мой, если бы ты знала, как необычно и странно - открывать новый мир. Узнавая что-то новое о нем, всегда узнаешь и что-то новое о себе. Ты и мир - все это безраздельно связано. Дома, на Земле я не понимал этого. Надеюсь, мне хватит слов, чтобы ты поняла, увидела то, что видел я.
На следующий день мы решили проследовать за волками и узнать, где живет их стая. Мы надеялись найти и других обитателей планеты, если конечно, они существуют. В снегу волчьими лапами была протоптана тропа, и мы пошли по ней. Она уходила в лес; вокруг нас поднимались обледеневшие деревья, а промерзшая насквозь земля словно ломалась под ногами. К полудню тропа вывела нас на другую сторону леса - к берегу огромного, скованного льдом, озера. То, что мы увидели там, было настолько потрясающе, что мы на несколько мгновений попросту лишились дара речи. На берегу примостилось два десятка хижин, сделанных из шкур и каких-то растений. Со всей осторожностью мы спустились туда - мы надеялись увидеть кого угодно - отвратительных гоблинов, остроухих эльфов, сотни чудовищ Франкенштейна, или зеленую разумную слизь, но только не то, что открылось нашим глазам. На дороге, ведущей в поселение сидела чумазая девочка лет пяти и лепила из снега какую-то зверюшку. Увидев нас, она не испугалась, почти тотчас же потеряв к нас всякий интерес интерес и вернувшись к своему занятию. Как будто десяток людей в сияющих космических костюмах - самое обыденное явление на какой-то безымянной планете, где стаями бродят волки, и нет даже намека на цивилизацию.
    Потом появились другие люди - при всем желании я не могу назвать их никак по-другому, потому что, несмотря на свое низкое развитие, это были именно люди - невысокие, светловолосые женщины, и мужчины, чьи длинные волосы были завязаны кожаными лентами в хвосты. Все они были грязными и одетыми в шкуры, но при этом они не были некрасивы. Наоборот, у них были очень правильные черты лица, а на женщинах были надеты даже какие-то подобия доисторических украшений. Они отнеслись к нам дружелюбно, но опять же, не проявили никаких особенных эмоций. Мы решили, что их мозг настолько молод, что оказался не в состоянии вместить факт нашего присутствия. Поэтому, их память бы сохранила наши образы не более чем на несколько дней после нашего ухода. Мы для них были бы просто иллюзиями, как, наверное, и они для нас теперь.
На следующий день мы перенесли наш лагерь на другой берег их озера, чтобы понаблюдать за людьми и изучить их жизнь. Эти дни были одними из самых счастливых дней моей жизни. Я проводил много времени в поселении, пытаясь понять язык этого народа, хотя скорее это можно было назвать зачатками языка. У них даже не было еще настоящей письменности, лишь знаки, которые они рисовали на снегу. Мне показала их шаман их племени - Белая Сова. Она одна из немногих владела этим умением.
    Именно о ней я хочу рассказать подробнее, ведь тебе, как антропологу, это должно быть интересно. Это - отдельный разум, отдельная личность. Это - целый, непознанный мир. Впервые мы увидели ее на странной церемонии, на которой нам посчастливилось присутствовать. Насколько я понял, это был праздник середины зимы, на их примитивном уровне он означал, что до весны осталось столько же времени, сколько уже прошло. Вся жизнь здесь завязывалась на этом противопоставлении зимы и лета, тепла и холода, жизни и смерти.
    Она сидела прямо на снегу, подобрав под себя ноги, чем-то неуловимо напоминая дикое животное, волка, что лежал рядом с ней, как ручной пес. Во время ритуала она била в бубен, и иногда выкрикивала какие-то слова, которые эхом подхватывало все племя. Сам ритуал особого впечатления на меня не произвел, хотя ты, наверное, нашла бы в нем немало интересного для своей книги. Жаль, что я не смогу передать тебе это чувство - словно древность врывается в современность, все времена переплетаются, и вечность открывается твоим глазам. Женщина все быстрее ударяла в бубен, ускорялся и ритм пения, а затем люди - сначала по одному, начали вскакивать со своих мест и танцевать, и вскоре все племя кружилось в диком танце, в котором не было ни правил, ни отработанных движений - только ритм. И даже на меня, находящегося достаточно далеко за пределом круга, подействовал этот первобытный ритм, заставляя кровь быстрее бежать по телу.
    Когда ритуал окончился, и люди в изнеможении ложились на снег, чтобы отдохнут от танца, я решился подойти к шаману. Она неуклюже пыталась подняться, цепляясь за густой загривок волка. Ее движения сразу показались мне странно неуверенными и угловатыми, словно она боялась сделать что-то не так. Наверное, она услышала мои шаги, потому что тотчас же обернулась, чуть подняв голову и склонив ее набок - так делают животные, когда прислушиваются. Мне сложно описывать тебе ее, потому что с одной стороны ты - ученый, которой будут интересны любые подробности, а с другой - женщина. Все же, я думаю, в тебе намного меньше от средневековых инстинктов, чем в женщинах предыдущих веков. Поэтому я могу рассказать тебе не только то, что я видел, но и мои собственные умозаключения. Я не мог бы назвать ее красивой, но некая привлекательность в ней несомненно была. У нее были чудесные, белые как снег, густые волосы, закрывающие полуобнаженную, татуированную грудь. Татуировки птиц и каких-то растений покрывали также ее шею, плечи, и даже вокруг глаз шла тонкая линия орнамента. Ладони и ступни у нее были на удивление узкие, и казались мягкими, как у ребенка - видимо с тяжелой работой она была не знакома. Пальцы - очень тонкие и изящные, но сейчас намертво впившиеся в волчью шерсть, были унизаны кольцами, а на грудь спускались множество переплетенных нитей бус и различных украшений. Черты ее лица были, на мой взгляд, слишком резкими, и поэтому не очень привлекательными - нос с горбинкой, узкие, плотносжатые губы, широкие скулы... И лишь взглянув в ее глаза, я понял, почему ее поведение было таким необычным - они были серыми, словно сталь, но в отличие от обычных глаз не блестели, а были словно покрыты пленкой. Шаман была слепа. Тогда я сразу подумал, что слепота не была врожденной - иначе ее движения давно стали бы отточенными и спокойными. Нет, она ослепла недавно, и все еще не привыкла к своей новой жизни, ко тьме, которую никогда не разгонит солнце.
- Не бойся. Я - друг, - заговорил я на их примитивном наречие, которого уже успел нахвататься за то время, что мы провели в лагере.
- Я не боюсь, - ответила она мне, невозмутимо, как и подобает шаману. И лишь ее пальцы, со всей силой сжавшие шерсть, выдавали ее. - Назови себя!
Это был приказ, и я подчинился, вспомнив старинную пословицу о чужом монастыре:
- Мое имя - Донован.
- Меня называют Белой Совой, свое настоящее имя я скажу лишь перед лицом того, кто создал мир.
Не удивляйся - то, что произнесла Белая Сова было лишь самым обыкновенным приветствием их племени. Они никогда и никому не говорили своего имени, веря, что в нем таится огромная Сила, и враг может использовать ее против тебя.
- Я хотел бы поговорить с тобой о ритуале, который был только что, Белая Сова. Что он означает?
Она несколько мгновений молчала, словно думая о чем-то своем, а потом не с того ни с сего спросила:
- Вы ведь пришли со звезд, правда?
Никто до этого не спрашивал, откуда мы. Поэтому несколько мгновений я просто не знал, что ответить. Мне совсем не хотелось разыгрывать из себя великого бога, прилетевшего на небесной колеснице. Поэтому я не нашел ничего лучшего, как спросить:
- Откуда ты знаешь об этом?
- Мои глаза видели.
- Глаза?
Она улыбнулась одними губами - ее мертвые глаза остались неподвижными, словно глядящими в себя, и ответила:
- Я не могу смотреть - но я могу видеть. Земля отняла мои глаза - и теперь у меня ее глаза. Деревья, травы, волки, совы - это мои глаза. Я вижу то, что видят они. Это великий дар. Я - шаман.
- И что же ты видишь во мне? - невпопад спросил я.
- Он видит, - ее рука погладила волка по загривку, - того, кто тоскует по дому. Ты устал от дорог. Тебе пора вернуться домой.
Волк не сводил с меня глаз, и я вдруг поверил, что из его чуть раскосых глазниц на меня смотрят пронзительные женские глаза. Друг мой, наверное, ты скажешь, что это нонсенс, и я ничего не сумею возразить тебе. Да и когда я мог возразить твоим логическим и правильным выводам! Все, что я могу сказать - то что, что говорило мне мое сердце. Потому что с того момента я больше не верил своему разуму. Мир перестал подчинятся логике.
    С тех пор я каждый день разговаривал с Белой Совой. Она жила на берегу озера, чуть в стороне от поселения. Вокруг ее дома всегда бродили волки, а один или два были постоянно с ней, помогая ей передвигаться. Однажды я побывал в ее доме - он был именно таким, как описывают в детских сказках дом колдуньи - травы, развешенные в связках на потолке, ароматный дым от сжигаемых растений, медвежьи шкуры...
    Однажды Белая Сова рассказала мне, как она ослепла. Она пошла в лес, чтобы собрать лечебные травы вместе с другими девушками племени, но в лесу на нее напал необычный страх, заставивший ее бежать куда-то без оглядки. Она бежала, пока не оказалась у пещеры, от земли которой исходили едкие испарения. Сил у нее почти не осталось, поэтому она решила остаться там на ночь. А проснувшись утром и открыв глаза, не увидела света. Теперь она уже не могла бежать, лишь брела куда-то, не видя пути перед собой. К поселению ее вывели волки, окружив ее, и осторожно подталкивая в спину. С тех пор они не оставляли ее.
- Это больно, вот здесь, - ее рука коснулась груди, - когда не видишь деревьев и воды, неба и небесных огней. Я долго не выходила отсюда, сидела и плакала. Но однажды что-то позвало, и я вышла. Мои звери были со мной - по правую и левую руку. Они привели меня в лес - и деревья заговорили со мной. Я чувствовала - их кровь бежит по моему телу. Их кровь - здесь, - опять то же легкое прикосновение. - Я вышла из-под деревьев - и наступила ночь. Я смотрела - и видела звезды. Я видела их глазами земли, которая всегда смотрит в небо. Когда я пришла., люди говорили, что свет был вокруг меня. Они назвали меня избранной, шаманом.
Друг мой, я никогда раньше не задумывался, что же это такое - не видеть. Не видеть солнца, неба... Я представляю, как это - проснуться однажды - и никогда больше не увидеть твоего лица. Какую же острую тоску должна была испытывать эта женщина! Мы ведь даже не можем этого себе представить. До встречи с шаманом племени Ак Ашвэ я знал, что такое возможно лишь из книг. На Земле и на планетах Федерации давно уже научились лечить от большинства болезней, здесь не увидишь ни слепого, ни калеки, да и "инвалидные коляски" можно найти разве что в антропологическом музее. И это прекрасно, скажешь ты. Люди в нашем мире могут больше не думать о том, что смерть подстерегает их на каждом шагу, они могут не боятся за себя и своих детей, а обратить свой разум на созидание, на творение еще более прекрасной и достойной жизни. Ведь только в мире, лишенном страха и могли быть созданы такие произведения искусства, как Фонтан Сорока Ручьев, подводный дворец Нептуна, легкие воздушные парки... Наша жизнь прекрасна, и весь наш мир выглядит завершенным, а потому и совершенным. Человек - это венец творения, и его мир должен быть также прекрасен, как и он сам. Мир, в которой мы прилетели, был незавершенным и диким, еще не научившимся как следует говорить и даже думать. В нем царила смерть. Зимние холода и поветрия, весенние половодья и летняя засуха, почти постоянные землетрясения - все это уносило жизни людей, которые вынуждены были приспосабливаться к своей капризной планете. И все же, мало кто из них доживал до сорока. Друг мой, я не хотел бы, чтобы ты когда-нибудь увидела то, что видел я там - все уродства и аномалии человеческого тела, которые только может вообразить наш разум. И все же, когда я думаю об этом, мне кажется, что мы что-то потеряли...
- Что значит - не видеть? Это - постоянная тьма перед глазами?
- Тьма? Это - как ночь? Нет, не тьма, ничего.
Мы привыкли думать, что слепые видят тьму, но ведь видеть тьму тоже означает - видеть. Теперь я понял, она не видела вообще ничего, как не видит, например, наша ладонь. Мне сложно объяснить, да и просто понять это Но еще сложнее мне понять, как же она все же видела, и что за связь существовала между этой женщиной и природой вокруг нее. Ее планета отняла у нее ее прежнюю способность, но дала ей новую, совсем иного рода. А уж лучше или хуже - не нам судить.
Друг мой, теперь я должен перейти к самой главной, и пожалуй, самой странной части своего повествования. Это случилось почти перед самым отлетом, когда все пробы были уже взяты, все данные занесены в компьютеры, и мы не улетали лишь потому, что слишком привыкли к племени и нам хотелось побыть среди этих людей еще немного.
    Я, вместе с Майклом, пришел к Белой Сове, и пригласил ее к нам в лагерь. Она раньше никогда не бывала здесь, но держалась как всегда невозмутимо, словно всю жизнь только и делала, что посещала лагеря космоисследователей. Команда выбрала Дона, чтобы поговорить с ней, хотя я уверен, что это хотел бы сделать каждый. Я помню, как изменилось ее лицо, когда Дон сказал, что мы можем вернуть ей зрение, и это воспоминание греет мне душу. Черты ее лица на мгновение преобразились, маска холодности исчезла, показав нам ее такой, какой она, наверное, была до того, как потеряла зрение. Лишь глаза оставались мертвыми.
    Сама операция заняла не более часа и была просто пустяковой. Оказалось, что у Белой Совы была всего лишь повреждена сетчатка. Ей пришлось пробыть в медотсеке лагеря еще несколько часов, прежде чем организм восстановил силы и она могла вернуться в поселение.
    Друг мой, если бы я мог, если бы мне хватило слов, я бы рассказал тебе, как она впервые смотрела на небо. Слезы стояли в ее глазах, и думаю, жжение было очень болезненным, ведь она только что перенесла операцию, но она не замечала этого. Она разглядывала небо, степь, каждого из нас, свои руки и волосы. Она была совсем как ребенок. А потом... потом что-то произошло. Она внезапно перестала смеяться, застыла, как и раньше, чуть склонив голову, словно прислушиваясь. Она стояла так, наверное, несколько минут. А потом очень неуверенно произнесла:
- Я больше не вижу.
И, повернувшись к нам, уже закричала:
- Я больше не вижу их глазами, я больше не вижу!
Не знаю, верно ли мы поступили, не став ее удерживать, когда она со всех ног бросилась в лес. Когда на следующий день мы пришли в поселение, чтобы узнать, что с ней, нам сказали, что охотники нашли ее в лесу без сознания. Она сама, своими руками выколола себе глаза. Страшно было услышать такое, и каждый из нас винил себя, что не остановил ее тогда. Вечером того же дня мы покинули эту планету, числящуюся в списках под номером А144617. Мы старались не говорить друг с другом о Белой Сове, но наша память имеет одно отвратительно свойство - чем больше пытаешься о чем-то не думать, тем навязчивее в твоей голове звучат эти мысли.
    Я много думал о том, что произошло, о том, имели ли мы право вторгаться в жизнь этой планеты или менять что-то. С детства нас учат, что нужно помогать тем, кто нуждается в нашей помощи. Но эта небольшая, малозначимая история навела меня на мысль, что иногда даже добро может нести в себе зло. Я не сторонник всяческих моралей, поэтому попытался преподнести эту историю тебе, как сторонний наблюдатель. Возможно, ты сделаешь из нее совсем другие выводы.... "

* * *

Примечание группы исследователей древних документов (ГИДД), сделанное 17 августа 3761 года.

Письмо найдено в библиотеке палеонтологического музея Единого Земного Города, где хранилось, по подсчетам ученых более пяти веков. Оно было восстановлено насколько это вообще возможно со столь древними документами, но, к сожалению, ни имени получателя, ни имени автора узнать не удалось. Письмо решено было поместить в энциклопедию древних рукописей, потому что его содержание показалось нам не лишенным некоторого интереса.

Назад.

Оставьте пожалуйста отзыв.

Имя

Заголовок